Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау - Страница 50

— Я тщательно проверил реестр выдачи рукописей в читальный зал за последние двадцать лет, и ответ звучит следующим образом: до Мааса никто с тысяча девятьсот тринадцатого года, поскольку именно с этого года начинаются записи в данной тетради, не занимался ни одним из этих трех совместно переплетенных манускриптов.

— Дорогой Герберт, — вмешался Мок, — у Мааса железное алиби: двенадцатого мая тысяча девятьсот тридцать третьего года он прочел две лекции в Кёнигсберге, что подтвердили шесть его слушателей. Хотя несомненно каким-то образом он связан с убийцами. Иначе как объяснить, почему он обманул нас и неверно перевел эту надпись из вагона. И потом, как он узнал, что эта рукопись находится здесь? Быть может, он напал на след этой персидской хроники, исследуя «некролог Мариетты»? Но прошу меня простить, это вопросы уже к Маасу. Господин директор, — вновь обратился он к Гартнеру, — возможно ли такое, чтобы кто-то читал этот текст, не оставив следа в книге выдачи?

— Ни один библиотекарь не выдаст рукописи, не записав ее в тетрадь, а кроме того, работать в читальном зале рукописей могут только ученые с соответствующими рекомендациями.

— Ну если только кто-нибудь из библиотекарей не оказался в сговоре с читателем и по этой причине не сделал записи.

— Исключить подобный сговор я не могу.

— У вас работает кто-нибудь из выпускников восточного факультета?

— В настоящее время нет. Два года назад работал библиотекарем один арабист, который переехал в Марбург, где получил в университете кафедру.

— Его фамилия?

— Отто Шпехт.

— Мне не дает покоя еще один вопрос, — негромко промолвил Анвальдт, записывая в блокнот эту фамилию. — Почему Мариетту фон дер Мальтен убили таким изощренным способом? Быть может, потому, что именно так были убиты дети того — если можно так выразиться — архиезида? Возможно, месть должна была в точности повторить убийство, совершенное несколько веков назад? Как оно, собственно, выглядело? Что об этом пишет персидский хронист?

Гартнер, ежась от холода, налил себе очередную чашку горячего кофе.

— Очень хороший вопрос. Ну что ж, дадим слово персидскому хронисту.

XI

Месопотамия, горы Джабад Синджар, в трех днях езды верхом к западу от Мосула. Второе сафара шестьсот первого года Хиджры

Это свидетельство Ибн-Сахима, сына Хусейна, да смилуется над ним Аллах. В нем повествуется о праведной мести воинов Аллаха детям сатанинского пира, да будет навечно проклято имя его.

Вечернее солнце скатывалось все ниже по лазурному небосклону. Очертания гор становились все резче, а воздух — прозрачней. Вдоль отвесной кручи медленно продвигался конный отряд. Возглавляли его двое — крестоносец и турецкий воин. Доехав до гребня перевала, откуда начинался отлогий склон, они придержали коней и с явным удовольствием растянулись в тени скал, смахивающих на башни соборов. Сопровождающие их всадники — десятка два христиан и столько же мусульман — последовали примеру своих предводителей. Крестоносец с облегчением снял круглый шлем, именующийся «салад»; его удлиненная задняя часть оставила на влажном затылке припухший красный след. Из-под бармицы стекали капли пота и падали на епанчу, украшенную восьмиконечными крестами. Его конь в наглавнике искусной работы дышал ровно, спокойно, но бока были в хлопьях пены.

Турецкий витязь, похоже, не испытывал особой усталости, он с интересом поглядывал на арбалет крестоносца. На нем, как и на его воинах, был шишак с бармицей, обернутый куском белой ткани, кольчуга, белые, чуть ниже колен шаровары и высокие черные сапоги. Вооружены турок и его люди были луками из турьих рогов, стрелами, оперенными тремя птичьими перьями, в колчанах и арабскими саблями, именовавшимися «саиф». У предводителя, кроме того, был железный шестопер, инкрустированный серебряной арабской вязью.

Вскоре христианский рыцарь перестал утирать пот, а сарацин утратил интерес к арбалету. Оба сосредоточенно рассматривали долину, лежащую у подножья горного склона. Среди зеленых пальм стоял невысокий просторный храм. В его стенах были ниши, в которых коптящими огоньками горели масляные лампады. Ежеминутно кто-нибудь подходил к такой лампаде, несколько раз проводил правой ладонью над язычком пламени, а потом опаленной рукой касался своей правой брови. Столь странное поведение не произвело никакого впечатления на обоих предводителей, их интересовало количество людей в долине. И тот и другой сосредоточенно считали, и результат у обоих получился примерно одинаковый: людей обоего пола и разного возраста вокруг храма и прилегающих к нему домов было не менее двух сотен. Особенно выделялись мужчины в облегающих власяницах и черных тюрбанах — они следили, чтобы ни одна лампада не погасла. Чуть только какая-нибудь из них догорала, они обмакивали в масло новый фитиль, и огонек с шипением вспыхивал вновь.

На землю опустилась ночь. При свете лампад начались обряды — дикие, неистовые пляски. К небу возносились яростные, страстные напевы. Воздух пронзали гортанные крики. Крестоносец был в полной уверенности, что стал свидетелем оргии вавилонской царицы Семирамиды. Турок ощутил болезненное возбуждение. Они переглянулись и отдали приказы своим воинам. Медленно, осторожно отряд спустился по пологому склону. До них доносились имена семи ангелов: Джибраил, Мухаил, Руфаил, Азраил, Дедраил, Азрафил, Шамкил. Звуки бубнов, флейт и тамбуринов разносились по всей долине. Женщины входили в транс. Мужчины, словно загипнотизированные, вертелись вокруг собственной оси. Священнослужители приступили к приношению в жертву овец, точнее, их копытец, мясо же раздавали беднякам. В ожидании причитающейся порции кое-кто жевал сушеный инжир.